– Но это... лекарство... редкое?
Я потряс головой.
– Сравнительно распространенное.
– Вы сказали, – генерал на мгновение задумался, – вы сказали:
"Оцарапается". Значит ли это, что средство должно попасть в организм через поврежденную кожу? Но ведь вы сами сказали, что стоит лишь налить его...
– Да, – ответил я. – Действительно, большинство жидкостей не проникает сквозь кожу. Эта ничем не лучше. У ветеринаров на руках всегда бывают порезы, царапины и трещины. Если на кожу случайно попадает капля вещества, то ее тут же смывают водой.
– И ваш ветеринар заблаговременно готовил воду?
– Именно так.
– Пожалуйста, продолжайте, подбодрил меня генерал.
– Если вы еще раз взглянете на формулу, то увидите, что следующий ингредиент – диметил-сульфоксид. Этот препарат мне хорошо знаком, так как я много раз лечил им своих лошадей.
– Еще один анестетик?
– Нет. Он применяется при растяжениях связок, ушибах, воспалениях голени... В общем, при любых травмах. Как правило, это растирка или примочки.
– Но...
– В отличие от предыдущих компонентов, эта жидкость способна проникать через кожу. Она и захватывает с собой активные компоненты.
Ответом мне был мрачный понимающий взгляд. Я кивнул.
– Если анестетик смешать с примочкой, эта смесь спокойно пройдет через кожу в кровеносные сосуды.
Генерал испустил глубокий вздох.
– И что же происходит, когда эта... гм... жидкость проникает под кожу?
– Угнетение дыхания и сердечная недостаточность, – ответил я. Все происходит очень быстро и выглядит точь-в-точь как сердечный приступ.
Мой собеседник еще раз угрюмо просмотрел надпись.
– А что означает последняя строчка? – спросил он. – Антагонист налоксон.
– Антагонист – это препарат с действием, противоположным какому-то другому.
– Значит, налоксон – это... противоядие?
– Не думаю, чтобы это средство давали животным для того, чтобы вернуть им сознание. Скорее всего,ветеринар готовил шприц с налоксоном для себя.
– Следует ли мне вас понимать так, что животному может потребоваться вторая инъекция? Наркоз не проходит сам по себе?
– Механизма действия налоксона я не знаю, – ответил я. – Но, насколько мне известно, он всегда наготове, чтобы его можно было сразу же ввести.
– Из этого следует, что налоксон предназначен для людей.
– Даже террористы не станут пользоваться таким опасным средством, не предусмотрев защиты. Я думаю, что количество налоксона должно зависеть от того, сколько яда получит жертва. Видите ли, при работе с животными используются равные количества снотворного и налоксона. Возможно, бывает необходима его инъекция для снятия наркоза.
Для Малкольма, подумал я, все решил вопрос количества. Слишком много яда, слишком мало противоядия. Ему не повезло.
– Хорошо, – подытожил генерал-майор, пряча листок с формулой во внутренний карман. – Теперь расскажите мне, как вы пришли к этим выводам.
Я снова закашлялся, снова снял очки, рассмотрел и надел их. Результат моего рассказа мог оказаться совсем не таким, на который мне хотелось надеяться.
– Это началось, – сказал я, – на международных соревнованиях по конному спорту, которые прошли в Англии в сентябре. Английский журналист Малкольм Херрик, который работал здесь, в Москве, как корреспондент "Уотч", убедил Ганса Крамера украсть у ветеринара чемоданчик, в котором, в частности, были наркотики. Херрик забрал у Крамера снотворное, смешал его с растиранием, которое продается на каждом шагу... и продал все это террористам за пятьдесят тысяч фунтов.
– Вот за это? – Генерал-майор впервые не смог скрыть изумления.
– Именно... Все определялось не идеологией, а наличностью. Ведь террористы сами не производят оружия, кто-то им его продает. Пятьдесят тысяч... Вы, естественно, решили, что за такой доступный товар это чересчур большие деньги. Все дело в том, что Херрик не рассказал им, что это за препарат. Мне кажется, что он наплел, что ему удалось раскрыть государственную тайну и похитить секретную разработку одной из ваших закрытых лабораторий.
Так или иначе, они выплатили ему эти деньги, но только после демонстрации... Своего рода предварительный заезд.
Я умолк, ожидая реплики генерал-майора, но тот промолчал.
– Малую толику они использовали на Гансе Крамере, – продолжал я. Вне всякого сомнения, в качестве первой жертвы его наметил именно Херрик.
Он боялся, что Крамер расскажет кому-нибудь о том, что отдал ему препараты из чемоданчика ветеринара, и происхождение его "секретного" препарата будет раскрыто.
– Отдал? Разве он не продал их Херрику?
– Нет. Крамер симпатизировал террористам. Он действовал из идейных побуждений.
Генерал-майор поджал губы.
– Продолжайте.
– Причиной смерти Крамера посчитали сердечный приступ. Херрик и оба террориста вернулись в Москву. Я думаю, из этого следует, что он уже знал их... встречался с ними... был знаком с их взглядами. Возможно, именно поэтому у него возникла мысль продать им состав, о котором он когда-то случайно узнал. Все это должно было храниться до Олимпийских игр. Отличная маленькая мина с часовым механизмом, укрытая в темном чулане. И все шло по плану... не считая того, что появились люди, задающие вопросы об Алеше.
– А ведь именно для этого вы приехали в Москву.
Я кивнул. Закашлялся, мечтая о глотке горячего кофе. Попытался проглотить слюну, отсутствовавшую в пересохшем рту, и продолжил рассказ, изобиловавший малозаметными, но чрезвычайно опасными подводными камнями.
– С первого же момента Херрик пытался уговорить меня вернуться домой. Сначала словами, а потом попытался сбить фургоном для перевозки лошадей. Два террориста также взялись за дело. Я сижу здесь лишь потому, что мне .повезло. Но когда они обнаружили – возможно, это случилось только вчера, – что заплатили огромные деньги за грошовые аптечные препараты, то страшно разозлились.
Я глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть.
– Херрик велел им прийти в "Интурист" и наконец разделаться со мной.
Я думаю, он ожидал, что со мной разберутся, так сказать, механическим путем. Ну, скажем, разобьют голову. Но они принесли с собой склянку с "секретной" отравой. Возможно, все, что у них было. Неизвестно, что они предполагали сделать со мной, но они вылили почти всю банку на Херрика.
Генерал медленно открыл рот и, спохватившись, захлопнул его. Я без остановки продолжил:
– Со мной, кроме Херрика, было двое друзей. Нам удалось выгнать террористов. Именно поэтому у одного из них должно быть повреждено запястье, а у другого – лицо. Ну и, естественно, как и во всякой драке, они должны были получить какие-нибудь мелкие повреждения. Получив отпор, они сразу же убежали.
– Малкольм Херрик... мертв?
– Мы вызвали врача, – сообщил я. – Он решил, что Херрик умер от сердечной недостаточности. Если не будет проведено вскрытие и детальное исследование трупа, то действительную причину смерти обнаружить не удастся.
На бледном лице генерала появилась слабая тень улыбки. Он медленно потер ладонью подбородок и окинул меня оценивающим взглядом.
– Как вам удалось все это узнать? – спросил он.
– Я слушал.
– Русских? Или иностранцев?
– Все, кто разговаривал со мной, очень волновались, как бы террористы не навлекли позор на Россию во время Олимпийских игр.
– Вы говорите как дипломат, – заметил генерал. Он опять потер подбородок и спросил:
– А как насчет Алеши? Вы нашли его?
– Гм-м... – протянул я. – И Крамер, и Малкольм Херрик в агонии называли Алешу. Они оба знали, от чего умирают... Я думаю, что они еще раньше дали препарату какое-то имя... своего рода код, чтобы можно было более или менее открыто говорить о нем. Я не мог найти Алешу, поскольку такого человека нет. Это жидкость. Вернее, Алеша – это способ убийства.
Глава 18
Юрий Шулицкий отвез меня в "Интурист" и высадил у самого входа. Он возбужденно потряс мою левую руку, доброжелательно похлопал по плечу и укатил с таким видом, будто у него гора свалилась с плеч. Он был явно доволен тем, что генерал-майор, прощаясь, пожал ему руку. На обратной дороге Юрий резко остановил машину у обочины и выдернул ручной тормоз.